Прощай, Нью-Йорк? [СИ] - Светлана Бланкина

— Нет, не отпускай! — умоляющим голосом прошу Джека я, когда чувствую, что он хочет убрать свои руки с моих ладоней.

— Ты справишься, — говорит он и убирает ладони, от чего мне становится словно холоднее.

Но я действительно справляюсь, я крепко держу дочь на руках, прижимая её к себе, и в этот самый момент я осознаю, я понимаю, что стала мамой, что эта малышка на моих руках моя дочь, и сердце начинает успокаиваться, ко мне словно приходит покой.

— Я вас оставлю, — говорит вдруг медсестра, про которую я уже и забыла, и она уходит, я слышу, как тихо она закрывает за собой дверь.

— Привет, — шепчу я Жози, и со страхом отпустив одну руку, я касаюсь её ручки, и малышка тут же обхватывает мой палец даже через варежку и улыбка на моём лице становится лишь шире, а к глазам вдруг начинают подступать слёзы. — Я твоя мама, — всё шепчу я, продолжая улыбаться.

И в этот момент буквально за секунду до того, как перед моими глазами всё начало расплываться Жозефин начала словно кряхтеть, как и все новорождённые.

Секунды хватило, чтобы понять, что я безумно люблю её, и разве в этом мог хоть кто-то сомневаться?

— Хватит плакать, — слышу я довольно тихий голос Джека позади себя, и, развернувшись к нему, я поднимаю на него счастливый взгляд, но мои глаза наполнены слезами.

— Возьми её, — приподнимаю я плечи, улыбаясь Джеку, и он, не сводя с меня пристального взгляда, уже через пару секунд принимает из моих рук ребёнка.

Джек держит Жозефин куда увереннее, чем я, куда более умело, и всё внутри меня словно поднимается и застывает, когда я смотрю на Джека, который держит на руках мою дочь. Меня всё ещё гложет вина и… словно печаль, от того, что у нас с Джеком уже давно должен был родиться ребёнок, но эта малышка в его руках… она отдушина в моём сердце, и возможно, в этот раз именно она станет моим спасением.

Джек внимательно смотрит на Жозефин словно изучая её, а я внимательно смотрю на него понимая, как сильно люблю их обоих, и эта любовь, она одинаково сильна, но эта любовь… она разная, её нельзя сравнивать, меня нельзя спрашивать кого я люблю больше: свою дочь или Джека. Я до боли в груди люблю их обоих, но я люблю их по-разному, это разная любовь.

— Она красавица, просто твоя копия, Клэри, — качая ребёнка, переводит на меня взгляд Джек, и я всё ещё улыбаюсь, но уже куда более тускло.

Мне неудобно перед ним… я ничего не могу с собой поделать, я чувствую вину, чувствую то, что обременяю Джека…

— У неё глаза Брайана, — поникшим голосом говорю я.

— Хватит, — вдруг обрывает меня Джек. — Ещё слово о нём, и я украду тебя и увезу в Англию… навсегда.

Его тон абсолютно серьёзен, как и взгляд… что… это вводит меня в ступор, но я всё же прекрасно понимаю, что мне больше не стоит вообще произносить его имя.

— Верно, Жози? — обращается Джек к малышке. — Если мама не будет слушаться, то мы заберём её очень далеко, заберём туда, где она, наконец, забудет о прошлом, — улыбается крошке Джек и касается пальчиком её носика, от чего Жозефин морщится славно крихтя при этом, что вызывает у меня смех.

— Когда мы заберём её? — спрашиваю Джека я, когда он опускает ребёнка обратно на стол и в палату возвращается медсестра.

— После суда, — отвечает он, смотря на Жози. — Думаю, будет лучше, если мы заберём её, когда всё это закончится, так будет лучше.

— Да, — говорю я, накрывая ладонь Джека своей, и он переводит на меня взгляд. — Пока, крошка, — улыбаюсь я дочери и вновь касаюсь её ручки.

Я не хочу уходить, не хочу оставлять её здесь, не хочу вновь с ней прощаться, но нам пора, а взять её собой мы пока не можем, ещё не время.

Ещё пару минут назад моё сердце наполнялось такой сильной, искренней любовью, что все мои раны, всё, что болело у меня внутри, всё это вдруг излечилось, стало спокойно, стало словно правильно, но сейчас моё сердце разрывается, потому что я вновь прощаюсь с дочерью.

— Мы ещё вернёмся, — шепчет у моего уха Джек, обнимая меня за талию и едва ли не оттаскивая от стола.

— Знаю, — отвечаю ему я и, подмигнув Жози, отхожу от стола, взяв ладонь Джека со своей талии в свою руку.

— Спасибо, до свидания, — говорит он медсестре, и мы уходим, а я словно оставила в той палате часть себя и, наверное, так оно и есть. — Ну, и как ты? — спрашивает у меня Джек, обнимая меня за плечи, пока мы идём по коридору уже, словно, родной мне больницы.

— Она прелестная, — с тоской в голосе умиляюсь я. — Такая маленькая, совсем крошка.

— Не переживай, — притягивает меня ближе к себе Джек, и я чувствую, как он целует меня в макушку, и я на секунду прикрываю глаза. — Осталось подождать совсем немного и всё будет хорошо.

— Я знаю, — хочу улыбнуться я, но едва ли у меня это выходит. — Едем домой?

— Да, — отвечает Джек. — Завтра трудный день и нам нужно выспаться.

* * *

Но мне не спалось. Взбудораженная, окрылённая счастьем от первой встречи с дочерью и в тоже время напуганная от приближающегося и неминуемого заседания я долго не могла уснуть, ворочалась из стороны в сторону, пытаясь найти более удобное положение, но мешала мне уснуть совсем не кровать, а мысли в моей голове.

Джек буркнул на меня, чтобы я, наконец, перестала ворочаться и на удивление я замерла и вскоре уснула, но я просыпалась практически каждый час, мне снились кошмары, но я просыпала не от собственного крика, как это бывало раньше, а от невероятно быстро бьющегося сердца. И когда я в очередной раз проснулась и, взглянув на часы, увидела, что уже пять часов утра, я решила больше себя не мучить и встать.

Мы с Джеком находимся в его старой квартире, в которой мы когда-то даже жили. Вообще, я думала, что он эту квартиру продал ещё давно, но Джек сказал мне, что он часто бывал здесь один, эта квартира полная воспоминания была его убежищем от родителей, друзей, коллег, жены и всех вокруг.

И сейчас мы с ним здесь, но лишь на время, возможно, лишь на одну ночь. Я не хочу здесь быть, мне здесь всё также не нравится, мне здесь всё